Судный день для Флоренции
7 февраля 1497 года круто изменилась жизнь Сандро Ботичелли.
В этот день состоялся судный день для Флоренции, устроенный пламенным проповедником и ревнителем веры фра Джироламо Савонарола.
На площади Синьории перед возбужденной толпой был сложен огромный костер, в который летели музыкальные инструменты, женские наряды, ювелирные украшения, карнавальные маски и, главное, - картины «соблазнительного» содержания. Все это было осуждено на сожжение как воплощение греха. Казалось, именно картины и рисунки Сандро Боттичелли, впервые после античной древности возвысившие юную прелесть женской наготы - как венец творения, должны были увенчать собой чудовищный костер. Теперь уже мы никогда не узнаем, какое чудо сберегло для нас боттичеллевскую «Весну» и «Венеру».
В тот роковой день в порыве самоубийственного покаяния многие художники - друзья и ученики Сандро - сами приносили и бросали в огонь свои картины. Долгое время молва, историки и романисты приписывали подобное и Боттичелли. Однако с ним было все иначе. В эпоху смертельной схватки Медичи и Савонаролы Сандро Боттичелли предпочитал играть роль созерцателя.
Однако и после смерти Лоренцо Великолепного, и после изгнания из города остальных Медичи, и с приходом к власти во Флоренции грозного религиозного диктатора беспокойный живописец не угомонился.
В наказание за грехи грозный монах обещает Сандро страшные болезни. И вот художнику отказывают ноги, приходится завести костыли. Так что при сожжении греховных изображений, даже если бы он на это решился, то он чисто физически не смог бы тащить на высокий, как башня, костер свои картины.
В эти самые мрачные для города дни в мастерскую прославленного маэстро, вопреки воцарившейся системе покаяний и запретов, по-прежнему тянулся поток очарованных посетителей, причем самых развеселых и нераскаянных. Под звон бокалов и оружия в святилище флорентийской Весны вместе с застольными и любовными песнями яростно пелись «отходные» ненавистному монаху и его режиму. Хозяин «конспиративной» квартиры не примыкал к явно назревавшему заговору, но и не препятствовал подогретому возлияниями воинственному пылу гостей. Подливал, наблюдал и загадочно усмехался, ибо насквозь видел этих самовлюбленных бахвалов, прозванных в народе «бешеными».
