Картина Боттичелли «Весна» (ок. 1482)
Как прекрасна каждая группа в прославленной картине Сандро Боттичелли - «Весна», еще известной под названием «Примавера», слитная, исполненная ритмического движения, всеми линиями блаженно спрягающаяся с соседними фигурами. Возможно, античные сцены этих композиций были подсказаны поэтом Полициано, подвизавшимся при дворе Лоренцо. Но ритм их и очарование чисто боттичеллиевские.
Боттичелли изобразил Зефира, преследующего нимфу Хлорис, из их союза возникает Флора; затем видим Венеру, танец Граций и, наконец, Меркурия, который, устремив взгляд ввысь, снимает кадуцеем пелену облаков, препятствующую созерцанию.
Каково же содержание картины? Исследователи предложили несколько толкований. Тема композиции — Весна с сопутствующими ей античными божествами. Центром построения является Венера — не воплощение низменной страсти, а благородная богиня цветения и всяческого благоволения на земле; это неоплатонический образ. Развертывая данный контекст, ученые утверждали, что картина отражает идею о порождении красоты светом божественной любви и о созерцании этой красоты, ведущем от земного к сверхземному.
В литературе о Боттичелли распространена и другая трактовка трех перечисленных персонажей: считается, что здесь представлены Зефир, нимфа Хлорис и богиня цветения Флора, рожденная в союзе Хлорис с Земфиром.
Венера, центральная фигура композиции, стоит под сенью деревьев в этом зачарованном пространстве весеннего леса. Ее платье из тончайшей ткани с золотыми нитями украшений и роскошный плащ алого цвета, символизирующего любовь, свидетельствуют о том, что перед нами богиня любви и красоты. Но в ее хрупком облике проступают и иные черты. Склоненная голова покрыта газовым покрывалом, в какие Сандро любил одевать своих Мадонн. Лицо Венеры с вопрошающе поднятыми бровями выражает грусть и скромность, значение ее жеста неясно — приветствие ли это, робкая защита или благостное приятие?
Персонаж напоминает Деву Марию в сюжете «Благовещение» (например, на картине Алессо Бальдовинетти). Языческое и христианское таются в одухотворенный образе.
В других фигурах композиции также улавливаются ассоциации с религиозными мотивами. Так, образы Зефира и нимфы Хлорис перекликаются со средневековым изображением дьявола, не пускающего душу в Рай. Грации, спутницы и служанки Венеры, — достоинства, порождаемые Красотой, их имена — Целомудрие, Любовь, Наслаждение. Изображение Боттичелли прекрасной триады — само воплощение танца. Стройные фигуры с удлиненными, плавно изгибающимися формами сплелись в ритмической последовательности кругового движения. Художник на редкость изобретателен в трактовке причесок, передавая волосы одновременно как природную стихию и как декоративный материал. Волосы Граций собраны в пряди, то мелко вьющиеся, то ниспадающие волной, то рассыпающиеся по плечам, словно золотистые струи.
Легкие изгибы и повороты фигур, диалог взглядов, изящное соединение рук и постановка ступней — все это передает поступательный ритм танца. Отношения его участниц отражают классическую формулу и вместе с тем неоплатоническое понимание Эроса: Любовь ведет Целомудрие к Наслаждению и скрепляет их руки. В изображении Боттичелли оживает представление о мифологическом великолепии, но образы его окрашены подлинной чистотой.
Не случайно танец Граций сравнивают с хороводом ангелов в Раю в композиции «Страшный суд» Фра Амджелико. Взор Меркурия мечтательно устремлен в небо. Он пытается разорвать плотность облаков, мешающих лицезрению.
Боттичелли придает Меркурию характерный для вкуса Флоренции тех лет тип худощавой юношеской фигуры, как в «Давиде» Верроккьо, но очертания ее приобретают мелодичность, а лицо — одухотворенность.
В боттичеллевской трактовке миф обретает особую выразительность, идиллическая сцена возникает на фоне густо сплетенных ветвями апельсиновых деревьев, следующих единому гармоническому ритму, который создается линейными очертаниями драпировок, фигур, движением танца, постепенно затихая в созерцательном жесте Меркурия.
Фигуры отчетливо вырисовываются на фоне темной листвы, напоминая шпалеру. Некоторые ученые видят в этом приеме возвращение к готической фантазии, однако речь скорее идет о решении художником Раннего Ренессанса задачи свободного размещения человеческих фигур в открытом пространстве.
